Я все еще надеялась, будто жизнь за стеклом для Саши и Малии может быть другой, будто они могут оставаться в безопасности, но при этом не ограничивать себя, будто их диапазон действий будет больше, чем наш. Я хотела, чтобы они завели настоящих друзей – любящих их не за то, что они дочери Барака Обамы. Я хотела, чтобы они учились, чтобы у них были приключения, чтобы они ошибались и начинали сначала. Я надеялась, школа для них станет своего рода убежищем, местом, где они смогут быть самими собой. Sidwell Friends подошли нам по многим причинам, включая тот факт, что в этой школе училась Челси Клинтон, когда ее отец был президентом. Персонал знал, как защитить частную жизнь высокопоставленных студентов, там уже оборудовали специальные помещения для охраны Малии и Саши – а значит, наше пребывание не сильно ударит по бюджету школы. Но больше всего мне нравился дух этого места. Согласно философии англиканской церкви, жизнь одного человека не должна цениться выше жизни другого. Это казалось мне здоровым противовесом суете, теперь окружавшей отца моих дочерей.

В первый день школы мы с Бараком позавтракали в нашем гостиничном номере вместе с Малией и Сашей, прежде чем помочь им надеть зимние пальто. Барак не мог не дать несколько советов, как пережить первый день в новой школе (продолжайте улыбаться, будьте добрее, слушайте своих учителей), добавив наконец, когда дочери надели свои фиолетовые рюкзачки: «И ни при каких обстоятельствах не ковыряйте в носу!»

Мама присоединилась к нам в коридоре, и мы спустились на лифте вниз.

Снаружи отеля служба безопасности установила тент, чтобы мы не попались на глаза фотографам и телевизионщикам. Они разместились у входа, пытаясь поймать в кадр нашу семью. Приехав только накануне вечером из Чикаго, Барак надеялся проделать весь путь до школы с девочками, но знал, что это создаст слишком много трудностей. Его кортеж был слишком велик. Он стал слишком неповоротливым. Когда Саша и Малия обняли папу на прощание, я заметила на его лице сожаление.

Мы с мамой сопровождали девочек в их новом «школьном автобусе» – черном внедорожнике с дымчатыми окнами из пуленепробиваемого стекла. Я пыталась изобразить уверенность, улыбалась и шутила с детьми, но ощущала некую нервозность. Сначала мы добрались до кампуса средней школы, где мы с Малией, в окружении агентов службы безопасности, поспешили пробраться сквозь строй журналистов. После того как я отвела Малию к ее новой учительнице, кортеж доставил нас в Бетесду, где я повторила тот же путь с маленькой Сашей, выпустив ее в милый класс с низкими столами и широкими окнами, – я молилась, чтобы для нее это место оказалось безопасным и счастливым.

Затем я вернулась к кортежу и под надежной защитой поехала обратно к Хэй-Адамсу. У меня впереди был напряженный день, каждая минута заполнена встречами, но мысленно я оставалась с девочками. Как они проводят время? Что они там едят? На них пялятся или ведут себя спокойно, позволяя девочкам чувствовать себя как дома? Позже меня довел до слез снимок Саши, сделанный репортерами утром. Думаю, Сашу сфотографировали, когда я высаживала Малию, в то время как Саша ждала в машине с моей мамой. Дочка прижимала свое круглое личико к окну и смотрела наружу широко раскрытыми глазами. Она разглядывала фотографов и зевак, и непонятно, о чем она думала, но выражение лица было очень сосредоточенное.

Мы так много требовали от дочерей. Эта мысль не давала мне покоя не только весь тот день, но и долгие месяцы и годы.

Темпы перехода не замедлялись ни на миг. Меня бомбардировали сотнями вопросов, требовали срочных решений. Мне предлагали выбрать все, от банных полотенец и зубной пасты до средства для мытья посуды и пива для резиденции в Белом доме. Мне нужно было определиться с нарядами для церемонии инаугурации и балов, которые последуют за ней, и выяснить логистику для 150 или около того наших близких друзей и родственников, приезжающих из города в качестве гостей. Я делегировала все, что могла, Мелиссе и другим членам команды. Мы наняли Майкла Смита, талантливого дизайнера интерьеров, найденного через чикагского друга. Майкл должен был помочь нам с мебелью и интерьером резиденции и Овального кабинета.

Избранному президенту выделялось 100 000 долларов из федерального бюджета на расходы по переезду и новый интерьер, но Барак настоял, чтобы мы заплатили за все сами, используя остатки гонорара за его книгу. Он всегда был таким, сколько я его знала: чересчур бдительным, когда речь заходит о деньгах и этике, и придерживающимся более высоких стандартов, чем даже продиктованные законом. В черном сообществе есть старая максима: Вам нужно быть в два раза лучше всех, чтобы достичь хотя бы половины того, что есть у них. Как первую афроамериканскую семью в Белом доме, нас рассматривали в качестве представителей нашей расы. Мы знали, что любая ошибка или упущение будет расценена как нечто большее, чем промах.

В общем, меня меньше занимали обновление интерьера и планирование инаугурации, чем выяснение, чего я смогу добиться в своей новой роли. Как я поняла, на самом деле мне ничего не нужно было делать. Отсутствие инструкций к работе означало: к ней не предъявляют требований, и это давало мне свободу выбора повестки дня. Я хотела убедиться, что любые мои усилия послужат широким целям новой администрации.

К моему великому облегчению, обе дочери вернулись домой счастливыми после первого дня в школе – так же как и после второго и третьего. Саша впервые в жизни принесла домашнее задание. Малия уже записалась в хор средней школы. Дети из других классов иногда оглядывались на девочек, но в целом вели себя нормально.

После этого поездки кортежа в Sidwell Friends становились все более и более рутинными. Примерно через неделю девочки почувствовали себя достаточно комфортно, чтобы ездить в школу без меня, в сопровождении моей мамы и сократившегося штата охраны.

Моя мама не хотела ехать с нами в Вашингтон, но я ее уговорила. Девочки нуждались в ней. Я нуждалась в ней. Мне нравилось думать, что она тоже нуждается в нас. В течение последних нескольких лет она почти каждый день присутствовала в нашей жизни. Мамина практичность ложилась бальзамом на сердце. Хотя в свои семьдесят один она никогда не жила нигде, кроме Чикаго, и ей не хотелось покидать Саутсайд и свой дом на Эвклид-авеню. («Я люблю этих людей, но при этом я люблю и свой дом, – без обиняков сказала она репортеру после выборов. – Белый дом напоминает мне музей, а как вообще можно спать в музее?»)

Я попыталась объяснить, что если она переедет в Вашингтон, то встретит много интересных людей и ей не придется больше готовить или убираться, а на верхнем этаже резиденции у нее будет больше места, чем дома. Но все это ничего для нее не значило. Моя мать невосприимчива ко всякого рода гламуру и шумихе.

В конце концов я позвонила Крейгу.

– Ты должен поговорить с мамой ради меня, – попросила я. – Пожалуйста, убеди ее.

Каким-то образом это сработало. Крейг хорошо умеет убеждать, когда это необходимо.

Моя мать останется с нами в Вашингтоне на все следующие восемь лет. Она утверждала, что переезжает на время, что она останется, только пока девочки не устроятся. Она отказалась жить за «стеклянной стеной» при постоянном присутствии агентов службы безопасности, избегала репортеров, чтобы не говорить лишнего и не оставлять следов. Она очаровала обслуживающий персонал Белого дома, настояв на том, чтобы самой заниматься стиркой своего белья, и в течение многих лет проскальзывала в резиденцию и обратно, когда ей было нужно. Мама спокойно выходила за ворота и направлялась в ближайшую аптеку или супермаркет, когда требовалось, заводила новых друзей и регулярно ходила с ними на ланч. Всякий раз, когда незнакомец замечал, что она очень похожа на мать Мишель Обамы, она просто вежливо пожимала плечами и отвечала: «Да, мне часто это говорят», – и продолжала заниматься своими делами. Как и всегда, моя мать поступала по-своему.